–
Расскажите, что это за
фильм?
–
Это полнометражная картина, снятая в
системе долби режиссером Игорем Талпа
по собственному сценарию. Место
действия — Чечня. Время — сегодняшняя
реальность. Все как теперь в жизни —
бандиты, заложники. Женщины, дети.
Главный герой — мальчишка. Фильм уже
смонтирован, сделано озвучание.
Осталось только хорошую музыку для
него написать.
–
Двадцать лет назад в кино впервые
зазвучала ваша музыка. Что для вас
является точкой отсчета?
–
Самая большая и первая моя победа в
кино была на картине Сергея Тарасова «Баллада
о доблестном рыцаре Айвенго». Баллады
Высоцкого, которые звучат в этом
фильме, были написаны к другому фильму
— «Стрелы Робин Гуда», но в него не
вошли. А после того, как Высоцкого не
стало, Тарасов решил использовать эти
песни в новом фильме.
Когда-то
первую пластинку Владимира Высоцкого
«Кони привередливые» делал я с
ансамблем «Мелодия». На готовые
фонограммы я дописывал струнные, а
потом органично вплетал их в контекст
картины. На старую запись легло
современное звучание — и музыка
оделась в новые одежды.
Доволен
работой над фильмом «Черная стрела». «Князь
Юрий Долгорукий» является предметом
моей особой гордости.
С
удовольствием вспоминаю работу с
Петром Ефимовичем Тодоровским. Он
невероятно музыкален. В его фильмах
все очень жизненно и естественно, как
будто в них он рассказывает о себе.
Ироничный и в то же время трогательный
взгляд на мир. Он мне насвистывает
мелодию, а дальше работаю я. С
Тодоровским мы сотрудничаем уже 15 лет.
И я надеюсь, что мы сделаем что-нибудь
еще.
Когда-то,
в 1991г., в журнале «Искусство кино» был
проведен опрос, и среди 14-ти самых
работающих в кино композиторов был и я
— ваш покорный слуга.
–
Какую вам нравится писать музыку?
–
Мне больше по вкусу симфонический
оркестр со всеми его тембрами. Тут
никакая электроника ни в какое
сравнение не идет. Музыка Чайковского,
Вагнера, без всяких «ноу-хау», —
вечная.
И
тем не менее, музыкальный язык любого
фильма должен быть подстать фактуре
сюжетного действия и изображению. В
фантастике звук должен быть один, в
историческом фильме — другой. Но
главное правило такое: музыки плохой
или хорошей не бывает. Она либо есть,
либо ее нет.
–
Я знаю, что в свое время вы начинали
еще с ансамблем «Мелодия». Не скучаете
по тем временам?
–
Ансамбль «Мелодия» был ярчайшим
примером музыкального братства.
Причем не только творческого, но и
человеческого. Мы записали более 300
пластинок совершенно разных жанров,
из них 20 сольных дисков, где
инструментальная музыка является
главной. И делали это, не постесняюсь
сказать, с блеском и удовольствием.
Судьба свела меня с замечательными
джазовыми музыкантами. Со Станиславом
Григорьевым, саксофонистом. Он
владеет аранжировкой, играет на рояле,
кларнете, при этом обладает просто
энциклопедическими знаниями. С
Алексеем Кузнецовым, гитаристом
божьей милостью. Он обладает дивным
ощущением партнера. Умеет
аккомпанировать как никто! У него
всегда присутствует голосоведение.
Для меня игра с Алексеем была
откровением. С Владимиром Данилиным —
аккордеонистом и пианистом. Когда
аккордеон незаконно забыли, он играл
на фортепьяно. Потом вернулся в
аккордеону. Когда не стало нашего
тромбониста Константина Бахолдина, мы
встретились Володей в Минске, на
поминках. Кто-то привез аккордеон. У
меня с собой была бас-гитара. И вдруг я
услышал, как этот человек мыслит на
аккордеоне. Такого внутреннего
потрясения я не испытывал никогда. Мне
казалось, что и я никогда не играл
лучше, чем тогда. Это было настоящее
счастье.
Ансамбль
«Мелодия» был коллективом
единомышленников. Жаль, что об этом
приходится говорить в прошедшем
времени.
–
Как вы считаете, аранжировка — дело
серьезное?
–
Более чем. Когда есть хорошая мелодия
— это важно. Тут нужно добавить
мелодии пикантности, насытить чем-то
новым. Поменять тембр, язык, а иногда и
темп, и придать ей, скажем, другой
характер.
В
одной известной пьесе Германа
Лукьянова звучит одна нота,
видоизменяясь только ритмически. Зато
оркестровое полотно так изысканно,
что каждый раз, слушая его, думаешь:
Господи, ты боже мой!
А
у Кола Портера в песне «Ай лав Пари»
идет «попевка» вокруг квинты.
Буквально из трех нот. Четыре строчки
в миноре и еще четыре в мажоре.
Казалось бы, сама простота. Если
звучит одна мелодия — заскучаешь. Но
когда слушаешь ее в замечательной
аранжировке, где вокруг темы витают
волшебные звуки, понимаешь: это делал
мастер.
Как
вы знаете, в кино, где видеоряд
является самым важным, все остальное
должно помогать изображению. Музыка в
кино редко бывает самостоятельной.
Она должна рождать какие-то
переживания, впечатления в сочетании
с картинкой.
Когда
Говорухин снимал фильм «В поисках
капитана Гранта», нужно было заново
прочесть великую музыку Исаака
Дунаевского. Задача не из легких. В
фильме звучат вариации на тему
Дунаевского: главная, побочная,
связующая — в зависимости от
изображения. Но каждая серия
непременно заканчивалась увертюрой,
которая была сделана для старого
фильма. В картине есть и моя музыка, и
мне, надеюсь, удалось сохранить единый
стиль.
Мне
сейчас пришел на ум такой образ: когда
переливают кровь, она должна быть у
обоих людей одной и той же группы,
чтобы не произошло в организме
человека отторжения. Так и в
аранжировке.
Старый
фильм был известен больше благодаря
музыке. В фильме Говорухина «Дети
капитана Гранта» музыка зазвучала по-новому.
Прошло много лет, но фильм не постарел.
Новое поколение мальчишек смотрит его
с большим интересом. А во взрослых он
будоражит юношеские переживания.
–
Как сочетаются в одном человеке
играющий музыкант и композитор?
–
Я — музыкант, оттого и оркестр знаю
как бы изнутри, живя в нем как
необходимый для жизни орган. Как-то мы
в «Мелодии» записывали музыку к
фильму одного композитора, не буду
называть его фамилию. Музыка была,
прямо скажем, слабая. Мы сыграли ее так,
что она вдруг зазвучала. Так что от
исполнителя тоже кое-что зависит.
Наталия
Юнгвальд-Хилькевич ("СК-Новости",
№94)
|